Внутри дома царила пустота, тишина и одиночество. Вне дома - то же одиночество и та же пустота. По временам парк заволакивался, словно сетью, падающими хлопьями снега; по временам деревья как бы сбрасывали с себя иго оцепенения и, колеблемые ветром, оживали и шевелились; по временам из лесной чащи даже доносился грозный гул. Но взор и слух скоро привыкали и к этим картинам, и к этим звукам. Зимняя природа даже и в гневе как-то безоружна, разумеется, для тех, которых нужда не выгоняет из теплой комнаты. Вот в поле, в лесу - там, должно быть, страшно. Можно сбиться с дороги, подвергнуться нападению волков, замерзнуть. Но в комнате, где градусник показывает всегда один и тот же уровень температуры, где и тепло, и светло, и уютно, все эти морозы и вьюги могут даже подать повод для благодарных сопоставлений.

И не только для благодарных, но и для поучительных сопоставлений. Ибо если хорошо быть совсем обеспеченным от морозов и вьюг, то еще большее наслаждение должен ощущать тот, кто, испытав мороз и вьюгу, кто, проплутав, до истощения сил, по сугробам, вдруг совсем неожиданно обретает спасение в виде жилья. Представьте себе этот почти волшебный переход от холода к теплу, от мрака к свету, от смерти к жизни; представьте себе эту радость возрождения, радость до того глубокую и яркую, что для нее делаются уже тесными пределы случая, ее породившего. Да, это - радость совсем особенная, лучезарная, ни с чем не сравнимая. Не один этот случай осветила она своими лучами, но разом втянула в себя целую жизнь и на все прошлое, на все будущее наложила печать избавления. В эту блаженную минуту нет места ни для опасения, ни для тревог. Все опасности миновали, все тревоги улеглись; все больное, щемящее упразднилось - навсегда. Во всем существе разлилась горячая струя жизни, во всех мыслях царит убеждение, что отныне жизнь уже пойдет не старою горькою колеей, а совсем новым, радостным порядком. Конечно, все это волшебство длится какую-нибудь одну минуту, но зато какая это минута… Боже, какая минута!

Истинно говорю, это - наслаждение великое, и, с теоретической точки зрения, отсутствие его в жизни людей, проводящих время в теплых и светлых комнатах, представляет даже очень значительный пробел.

Между прочим, я мечтал и об этом, и это были мечтания поистине отрадные. Сначала я душевно скорбел, рисуя себе картину путника, выбивающегося из сил; но так как я человек добрый, то, разумеется, не оставлял его до конца погибнуть и в критическую минуту поспешал на помощь и предоставлял в его распоряжение неприхотливое, но вполне удовлетворительное жилье. И глубока была моя радость, когда, вслед за тем, перед моими глазами постепенно развертывалась картина возрождения…

Одним словом, я мечтал, мечтал без конца, мечтал обо всем: о прошлом, настоящем и будущем, мечтал смело, в сладкой уверенности, что никто об моих мечтах не узнает и, следовательно, никто меня не подкузьмит. И, проводя время в этих мечтаниях, чувствовал себя удивительно хорошо. До усталости ходил по комнате и ни на минуту не уличил свою мысль в бездеятельности; потом садился в кресло, закрывал глаза и опять начинал мысленную работу. Даже так называемые "хозяйственные распоряжения" - и те вскоре приняли у меня мечтательный характер. Придет вечером, перед спаньем, в комнаты старик Лукьяныч и молвит: - Ну, нынче - зима!

Ты говоришь: зима?

Да, зима нынче. И ежели теперича лето с приметами сойдется, так, кажется, конца-краю урожаю не будет!

Ты думаешь?

Вот увидите. В прошлом году мы одну только сторону сеном набили, а в нынешнем придется, пожалуй, и на чердаки на скотном сено таскать.

Гм… это бы…

Увидите сами, коли ежели я не правду говорю. Такая-то зима у меня на памятях всего раз случилась, когда мне еще пятнадцать лет было. И что в ту пору хлеба нажали, что сена накосили - страсть!

Бог, братец…

Само собой, бог! захочет бог - полны сусеки хлеба насыплет, не захочет - ни пера земля не родит! это что говорить!

Молчание.

Распоряжениев насчет завтрашнего дня не будет?

Нет, что уж…

Покойной ночи-с!

И все в доме окончательно стихает. Сперва на скотном дворе потухают огни, потом на кухне замирает последний звук гармоники, потом сторож в последний раз стукнул палкой в стену и забрался в сени спать, а наконец ложусь в постель и я сам…

Но и сон приходит какой-то особенный. Мечтания канувшего дня не прерываются, а только быстрее и отрывочнее следуют одни за другими. Вот и опять "величие России", вот "Якуб-хан", вот "исторические вопросы", а вот и "ну, уж нынче зима!". Не разберешь, где кончилось бодрствование и где начался сон…

Но в этой-то невозможности что-нибудь "разобрать" именно и заключается та обаятельная сила, которая заставляет умирающего человека стремиться в Монрепо, чтобы там обрести для себя усыпальницу.

Но в первых числах марта в мое сердце начали вкрадываться смутные опасения. Прилетели грачи и наполнили парк гамом; почернела дорога. На большом тракте, отделяющемся от моего дома лишь небольшим клочком парка, появились тройки с катающимися, которых, благодаря отсутствию листвы, я мог видеть совершенно отчетливо. Это были наши портерные и питейные дамы, для которых катанье на тройках составляет, по исстари заведенному обычаю, единственное великопостное развлечение. По-видимому, им было очень весело, так же как и Грацианову, неизменно сопровождавшему дам на беговых санках. Но в особенности шумным делалось это веселие против моей усадьбы. Тройки замедляли ход, дамы, обративши лицо в сторону моего дома, хохотали так громко, что даже через двойные оконные рамы до меня долетали их ликующие голоса; при этом Грацианов объяснял им, должно быть, нечто очень уморительное. Может быть, он в смешном виде пересказывал испытание, которому меня подвергал, может быть, подметил кое-что из моих привычек и тоже возводил в перл создания.

Конечно, все это трогало меня очень мало и ничуть не служило помехой для моего умирания. Но однажды я заметил нечто не совсем обыкновенное. Между знакомыми тройками появилась тройка совсем особенная, охотницкая. На пошевнях, покрытых ковром, сидел купец Разуваев, сам правил лошадьми и завивал пристяжных в кольца. Как только показалась эта тройка, Грацианов передал свою одиночку близстоявшему сотскому и пересел в разуваевские пошевни. Затем, пропустивши мимо дамский поезд, друзья остановились прямо против окон моего дома. Разуваев жестикулировал, Грацианов что-то доказывал; оба от времени до времени хохотали. Я видел, как Разуваев поманил пальцем старого Лукьяныча, сидевшего на лавке у ворот, как последний неторопко подошел и, что-то выслушав, сплюнул в сторону, и затем оба друга опять захохотали. Через четверть часа улица опустела, и гуляющие, очевидно, разошлись по кабакам. Но, когда начали спускаться сумерки, разуваевская тройка с двумя седоками, по крайней мере, раз десять, с гамом и свистом, пронеслась взад и вперед мимо моего дома, посылая по сторонам комья грязи и рыхлого снега и взбудораживая угомонившихся в гнездах грачей.

Перед спаньем Лукьяныч имел по этому поводу со мной объяснение.

Разуваев мимо нас сегодня озоровал.

Стало быть, ему можно?

Стало быть.

Стало быть, ежели он ночью… Испугает, навек уродом сделает… и это можно?

Нечего и прибавлять, конечно, что русские интересы будут при этом так строго соблюдены, что даже «Московские ведомости» - и те останутся довольны…

Кажется, что на эту тему мечтать - ничего?

Но ежели и это не «ничего», то к услугам мечтателя найдется в Монрепо немало и других тем, столь же интересных и уж до такой степени безопасных, что даже покойный цензор Красовский - и тот с удовольствием подписал бы под ними: «Мечтать дозволяется». Во-первых, есть целая область истории, которая представляет такой неисчерпаемый источник всякого рода комбинаций, сопряженных с забытьём, что сам мечтательный Погодин - и тот не мог вычерпать его до дна. Возьмите, например, хоть следующие темы:

Что было бы, если б древние новгородцы не последовали совету Гостомысла и не пригласили варягов?

Где был бы центр тяжести, если б вещий Олег взял Константинополь и оставил его за собой?

Какими государственными соображениями руководились удельные князья, ведя друг с другом беспрерывные войны?

На какой степени гражданского и политического величия стояла бы в настоящее время Россия, если б она не была остановлена в своем развитии татарским нашествием?

Кто был первый Лжедмитрий?

Если б Петр Великий не основал Петербурга, в каком положении находилась бы теперь местность при впадении Невы в Финский залив и имела ли бы Москва основание завидовать Петербургу (известно, что зависть к Петербургу составляет историческую миссию Москвы в течение более полутора веков)?

Почему, несмотря на сравнительно меньшую численность населения, в Москве больше трактиров и питейных домов, нежели в Петербурге? Почему в Петербурге немыслим трактир Тестова?

Попробуйте заняться хоть одним из этих вопросов, и вы увидите, что и ваше существо, и Монрепо, и вся природа - все разом переполнится привидениями. Со всех сторон поползут шепоты, таинственные дуновения, мелькания, словом сказать, вся процедура серьезного исторического, истинно погодинского исследования. И в заключение тень Красовского произнесет: «Мечтать дозволяется».

О, тень возлюбленная! не ошибкой ли, однако, высказала ты разрешительную формулу? повтори!

Во-вторых, имеется другая, не менее обширная область - кулинарная. Еще Владимир Великий сказал: «Веселие Руси пити и ясти» - и в этих немногих словах до такой степени верно очертил русскую подоплеку, что даже и доныне русский человек ни на чем с таким удовольствием не останавливает свою мысль, как на еде. А так как объектом для еды служит все разнообразие органической природы, то нетрудно себе представить, какое бесчисленное количество механических и химических метаморфоз может произойти в этом безграничном мире чудес, если хозяином в нем явится мечтатель, охотник пожрать!

В-третьих, в-четвертых, в-пятых… я, конечно, не буду утомлять читателя дальнейшим перечислением подходящих сюжетов и тем. Скажу огулом: мир мечтаний так велик и допускает такое безграничное разнообразие сочетаний, что нет той навозной кучи, которая не представляла бы повода для интереснейших сопоставлений.

Итак, я мечтал. Мечтал и чувствовал, как я умираю, естественно и непостыдно умираю. В первый раз в жизни я наслаждался сознанием, что ничто не нарушит моего вольного умирания, что никто не призовет меня к ответу и не напомнит о каких-то обязанностях, что ни одна душа не потребует от меня ни совета, ни помощи, что мне не предстоит никуда спешить, об чем-то беседовать и что-то предпринимать, что ни один орган книгопечатания не обольет меня помоями сквернословия. Одним словом, что я забыт, совсем забыт.

Внутри дома царила пустота, тишина и одиночество. Вне дома - то же одиночество и та же пустота. По временам парк заволакивался, словно сетью, падающими хлопьями снега; по временам деревья как бы сбрасывали с себя иго оцепенения и, колеблемые ветром, оживали и шевелились; по временам из лесной чащи даже доносился грозный гул. Но взор и слух скоро привыкали и к этим картинам, и к этим звукам. Зимняя природа даже и в гневе как-то безоружна, разумеется, для тех, которых нужда не выгоняет из теплой комнаты. Вот в поле, в лесу - там, должно быть, страшно. Можно сбиться с дороги, подвергнуться нападению волков, замерзнуть. Но в комнате, где градусник показывает всегда один и тот же уровень температуры, где и тепло, и светло, и уютно, все эти морозы и вьюги могут даже подать повод для благодарных сопоставлений.

И не только для благодарных, но и для поучительных сопоставлений. Ибо если хорошо быть совсем обеспеченным от морозов и вьюг, то еще большее наслаждение должен ощущать тот, кто, испытав мороз и вьюгу, кто, проплутав, до истощения сил, по сугробам, вдруг совсем неожиданно обретает спасение в виде жилья. Представьте себе этот почти волшебный переход от холода к теплу, от мрака к свету, от смерти к жизни; представьте себе эту радость возрождения, радость до того глубокую и яркую, что для нее делаются уже тесными пределы случая, ее породившего. Да, это - радость совсем особенная, лучезарная, ни с чем не сравнимая. Не один этот случай осветила она своими лучами, но разом втянула в себя целую жизнь и на все прошлое, на все будущее наложила печать избавления. В эту блаженную минуту нет места ни для опасения, ни для тревог. Все опасности миновали, все тревоги улеглись; все больное, щемящее упразднилось - навсегда. Во всем существе разлилась горячая струя жизни, во всех мыслях царит убеждение, что отныне жизнь уже пойдет не старою горькою колеей, а совсем новым, радостным порядком. Конечно, все это волшебство длится какую-нибудь одну минуту, но зато какая это минута… Боже, какая минута!

Истинно говорю, это - наслаждение великое, и, с теоретической точки зрения, отсутствие его в жизни людей, проводящих время в теплых и светлых комнатах, представляет даже очень значительный пробел.

Между прочим, я мечтал и об этом, и это были мечтания поистине отрадные. Сначала я душевно скорбел, рисуя себе картину путника, выбивающегося из сил; но так как я человек добрый, то, разумеется, не оставлял его до конца погибнуть и в критическую минуту поспешал на помощь и предоставлял в его распоряжение неприхотливое, но вполне удовлетворительное жилье. И глубока была моя радость, когда, вслед за тем, перед моими глазами постепенно развертывалась картина возрождения…

Одним словом, я мечтал, мечтал без конца, мечтал обо всем: о прошлом, настоящем и будущем, мечтал смело, в сладкой уверенности, что никто об моих мечтах не узнает и, следовательно, никто меня не подкузьмит. И, проводя время в этих мечтаниях, чувствовал себя удивительно хорошо. До усталости ходил по комнате и ни на минуту не уличил свою мысль в бездеятельности; потом садился в кресло, закрывал глаза и опять начинал мысленную работу. Даже так называемые «хозяйственные распоряжения» - и те вскоре приняли у меня мечтательный характер. Придет вечером, перед спаньем, в комнаты старик Лукьяныч и молвит: - Ну, нынче - зима!

Ты говоришь: зима?

Да, зима нынче. И ежели теперича лето с приметами сойдется, так, кажется, конца-краю урожаю не будет!

Ты думаешь?

Вот увидите. В прошлом году мы одну только сторону сеном набили, а в нынешнем придется, пожалуй, и на чердаки на скотном сено таскать.

Гм… это бы…

Увидите сами, коли ежели я не правду говорю. Такая-то зима у меня на памятях всего раз случилась, когда мне еще пятнадцать лет было. И что в ту пору хлеба нажали, что сена накосили - страсть!

Бог, братец…

Само собой, бог! захочет бог - полны сусеки хлеба насыплет, не захочет - ни пера земля не родит! это что говорить!

Молчание.

Распоряжениев насчет завтрашнего дня не будет?

Нет, что уж…

Покойной ночи-с!

И все в доме окончательно стихает. Сперва на скотном дворе потухают огни, потом на кухне замирает последний звук гармоники, потом сторож в последний раз стукнул палкой в стену и забрался в сени спать, а наконец ложусь в постель и я сам…

Однажды вы обнаруживаете себя посреди выжженной степи, где все спокойно, но безжизненно. И ничего не напоминает о том, что здесь когда-то рос цветущий сад. Странное ощущение, ведь эта безжизненность находится внутри вас. Что делать, если в душе пустота и холод? Давайте разберемся, откуда взялась эта бездна и чем ее заполнить, чтобы снова почувствовать радость жизни.

Откуда берутся «черные дыры»

Возможно, вы и сами не заметили, когда и как это произошло. В какой момент ваша внутренняя Вселенная дала сбой, и в ней образовалась пугающая «черная дыра».
Вы продолжаете жить обычной жизнью, и окружающие даже не догадываются, что вы живете будто внутри черно-белого немого кино.

В какой момент чаша иссохла до дна? Это первое, что нужно для себя понять, решив разобраться в проблеме своего внутреннего одиночества.

Вот наиболее распространенные причины такого состояния:

Острый период пережит. Но теперь у себя внутри вы слышите пугающее эхо опустошенности.

Что же дальше?

Действительно, что? НИ-ЧЕ-ГО. Жуткое слово, которое в нашем случае может означать равнодушие, тоску, апатию, депрессию. Все «прелести», которые могут сделать жизнь похожей по безысходности на прямую линию сердцебиения на мониторе. Если ничего не предпринять, все может обернуться , чем просто отсутствие настроения.

Человек перестает не только интересоваться тем, что происходит вокруг, но и следить за собой, нормально общаться с близкими, замыкается. Из-за запустения в душе нарастает и запустение в доме, возникают неряшливость и бардак. Равнодушие, отсутствие интересов может оттолкнуть друзей.

Чтобы не допустить такого развития ситуации, важно понять, что выжженная трава в душевном вакууме – это ни что иное, как прошлые переживания, которые уже вроде бы высохли, но покрывают почву души очень плотно, мешая семенам извне добраться до плодородного слоя. И даже самые настойчивые семена не могут прорасти через толстый слой жухлой травы.

Исправляем ситуацию: вскапываем поле

Что делать? Ответ на поверхности: пусто – заполняйте!
– Заполняйте… Легко говорить, да трудно сделать. – С уже привычным равнодушием возразите вы. И будете совершенно правы. Но, как почти все на свете, это осуществимо, если есть желание.

– Вы забыли, у меня давно уже нет никаких желаний, – устало продолжите вы полемику.

Нет, не забыла. Вот поэтому с желания мы и начнем. С желания сменить существование на полноценную в душевном плане жизнь.

Ответьте, что лучше: оставаться в прежнем состоянии бездушного робота или радоваться, нервничать, любить, страдать и быть от этого живого движения души счастливым? Подсказка: ведь зачем-то вы взялись читать эти строки, значит не все безнадежно. Если желание еще не возникло, просто заставьте себя, пересильте свою личность или то, что от нее осталось. Разозлитесь, наконец: как у многогранного человека могла оказаться внутри порожняя цистерна?

Несколько первых шагов, которые помогут начать процесс «реабилитации»:

Жалуйтесь. Хорошенько поплачьтесь кому-нибудь в жилетку. Да-да, многие считают, что жаловаться нехорошо. Но угасать, стиснув зубы – еще хуже.

Доверяйтесь. Не бойтесь обращаться за помощью к близким. Не сомневайтесь, они вас любят и поэтому поймут, выслушают, утешат.

Разберитесь в причинах. Возьмите паузу. Уезжайте. Нужно остаться наедине со своим внутренним одиночеством. Перед тем, чтобы что-то посеять и ждать свежих ростков, нужно вскопать почву, удалить сорняки и сухой дерн. Избавиться от выжженной травы.

Раскачайте застывшие эмоции. Кому-то поможет экстрим и адреналин. Кому-то – душещипательные фильмы и книги. Кому-то – созерцание Ниагарского водопада или восхода солнца над озером Байкал. А кому-то – новая любовь.

Подготовили почву? А теперь – сейте!

Опустошенность касается всех сторон жизни. Наполните душу разнообразными семенами, пищей, составьте ей полезный, вкусный и сбалансированный «рацион».

Личная жизнь и мир чувств. Любовь, нежность, страсть… Сколько времени вы держите все это на поверхности своего «мертвого озера»? Сейчас, когда вода становится живой, самое время измерить глубину. Дайте любимому человеку возможность согреть вас, он давно терпит вашу отстраненность. Если такого человека нет, нужно открыть душу пошире и оглянуться. На самом деле он есть, просто вы были настолько отрешены от всего, что судьба решила приберечь важную встречу до лучших времен.

Каждый человек хотя бы раз в жизни ощущал чувство пустоты внутри, когда сидишь, смотришь в одну точку и ничего не желаешь, ничего не трогает, не волнует. Жизнь проходит мимо, но человек вне ее, будто бы сидит на самом дне озера и смотрит, как по поверхности проходит рябь. Это может длиться всего несколько часов и быть результатом сильной физической и/или эмоциональной усталости. Но случается так, что пустота внутри не проходит в течение нескольких дней, недель и даже лет. Как с ней бороться? Ведь жить с ней очень тяжело.

Впервые Алена ощутила, что в душе пустота, когда ей было 18 лет. Для современных людей это, как ни странно, весьма поздний возраст для душевных кризисов. Алена вдруг поняла, что все, что ее окружает иллюзорно, и, если закрыть глаза, то все исчезнет. Ей казалось, что она лишь тоненькая мембрана между пустотой и пустотой, и, если она порвется, то ничего не останется.

Так продолжалось около полугода, пока наконец-то подруга не затянула ее на уроки скалолазания. Покорив свою первую высоту на стенке и зависнув на уровне 30 метров от земли, Алена остро ощутила, насколько она зависит от прочности снаряжения и руки того, кто держал другой конец веревки там, внизу. Гнетущее долгое время чувство пустоты наконец-то отступило, а на смену пришло радостное ощущение жизни и осмысленности.

Для Алены это был далеко не последний раз, когда накатывала пустота внутри, однако, этот первый опыт всегда в дальнейшем помогал ей выйти из кризиса.

Многие специалисты часто советуют бороться с этим чувством путем детального самоанализа, однако, это не всегда помогает. Почему?

Современный человек живет жизнью с ускоренными темпами (по сравнению с предыдущими веками), он живет в сильном информационном поле, которое необходимо каждый день перерабатывать. Новые идеи, мысли, чувства, события накатывают на человека, заставляя его так или иначе на них реагировать. Разум и душа подобно телу устают постоянно работать. Им нужен отдых. Чувство пустоты появляется как ответ на неспособность или нежелание справиться с окружающим миром, а также со своими собственными ощущениями и мыслями.

Часто в душе пустота появляется как раз потому, что человек устает от самого себя. Никто не совершенен, однако, именно к совершенству стремятся все люди. Это наша борьба с хаосом и со смертью. Духовное несовершенство может вызывать чувства негодования, гнева, ненависти к себе, а иногда и бессилия. Когда бессилие охватывает человека, он часто отказывается от борьбы с жизнью и самим собой.

Если пустота внутри стала результатом придирчивого самоанализа, человеку лучше переключиться с себя на внешний мир. Снизить по возможности эмоциональные нагрузки, переменить обстановку, заняться новым видом деятельности, как это сделала Алена. Важно, чтобы новое захватило человека полностью. Также важно, чтобы оно было по возможности «плотским», т.е. физически ощутимым, и давало возможность прочувствовать свою жизнь, свое тело, себя.

Чувство пустоты давит и обессиливает, с ним нужно и можно бороться и побеждать. Главное понять – я есть, я существую, я живу. Мир вокруг – это масса возможностей, неиссякаемый источник новых впечатлений, и нужно принять этот бесценный дар.